Четыреста ударов Один день на зоне: рассказы малолеток
The New Times. Новое время
.
фотографии: ИТАР-ТАСС, из архива «Центра содействия реформе уголовного правосудия»
Шестнадцатилетние заключенные Можайской колонии для несовершеннолетних по просьбе Театра.doc описали один день, проведенный на зоне. The New Times публикует эти рассказы.
В рамках проекта «Театр + общество» Театр.doc ведет работу с воспитанниками Можайской колонии. Орфография и пунктуация оставлены без изменения.
«Никто меня не поймет и не поможет»
П. Л.
Я встал часов в полседьмого - шесть с хорошим настроением. В этот день у меня должен был быть суд об условно досрочном освобождении. Ко мне должна была приехать мама на суд. С того времени когда я встал у меня время как будто остановилось. Я ждал 9 часов как своего дня рождения, как Нового года. Когда же суд приехал я огорчился, приехал не тот судья, который должен был быть. Все-таки, в конце концов, меня вызвали. До этого времени я разговаривал с ней (мамой. - The New Times) о доме, воле, друзьях. Она говорила надеяться на лучшее. «рано или поздно будешь дома, сынок» - говорила она. И я надеялся. Но все-таки в УДО мне отказали, и я до такой степени сорвался, что в этот же день меня закрыли в прогулочный дворик до вечера. Вечером перед ужином меня выпустили из прогулочного дворика, я сходил на ужин, поужинал, потом пришел в отряд, рассказал своим товарищам, что произошло. Они сказали, что зря я не отозвал ходатайство. Потом весь вечер просидел в комнате приема пищи, выпивая кружку за кружкой крепкого-крепкого чая с кофе и сгущенкой. После этого в полдесятого сходил позвонил маме, поговорил о суде.
Разговаривая с мамой, я понял в который раз, что кроме них никто меня не поймет и не поможет в трудной ситуации. Попрощавшись с ней, пришел в отряд и лег спать.
Так прошел у меня этот день.
«Она как обычно не хотела со мной говорить»
К. Р.
Вот и начался еще один день жизни в этой колонии. Утро к сожалению выдалось не очень радостным, т.к. как обычно в отряде происходила утренняя суматоха: кому-то надо поскорей умыться, кому-то одеться и т.д. Выйдя на улицу (точнее только переступив порог отряда) сразу по всему телу холод, но со временем как-то привыкаешь к такой погоде. А вот и построение на завтрак. Дойдя до столовой все сразу ринулись внутрь, кто-то кому-то на ногу наступит, а кого-то в спину толкнут. После завтрака зайдя в курилку все сразу же закурили хотя есть и единицы которых можно пересчитать по пальцам которые не курят. Понеслись разговоры, кто о чем: кто-то рассказывает истории из своей жизни, кто-то анекдоты рассказывает, а кто-то просто какой-то бред говорит.
Теперь началась учеба в училище. Как не странно сегодня опять практическое обучение, если честно скучное занятие, каждый день одно и тоже задание делать. В общем учеба прошла скучновато но зато быстро. На последней паре наводили порядок в кабинетах мусора конечно собирается много хорошо что помойка рядом хоть что-то радует. После вывода из ПТУ остается буквально полчаса до обеда надо бы успеть переодеться в школьную форму но как только зашел в отряд что-то захотелось прийти попозже и переодеться т.к. опять все бегают в суматохе, ну и передумав пошел на улицу. Выйдя на улицу и закурив начал осматривать всех присутствующих.
"Пока стою, курю, из отряда вылазят почти мои копии, так покажется любому вольному человеку ”
Все ребята как обычно занимались одним и тем же. Опять те же самые переговоры, кто-то решает проблемы, которые произошли в течение дня. Но не успев докурить сигарету кто-то из толпы крикнул - «строиться!», ну и бросив сигарету я пошел вместе со всеми строиться.
Ну что ж. Завели нас в школу и через пять минут звонок на урок, а первый урок был история. Предмет довольно интересный, да и тем более мне по нему еще экзамен сдавать. На сегодняшнем уроке мы проходили Русско-японскую войну и кстати говоря много нового узнал об этой войне. Вот и перемена! Следующие уроки если честно были нудные, а именно: биология, химия, физика и география. Скучно зато хоть время пролетело быстренько, а это самое приятное ощущение в этих местах.
Выйдя из школы я побежал в отряд, чтобы быстренько переодеться. Сделав свои дела, я пошел звонить маме, но к моему сожалению она как обычно не хотела со мной говорить. Я расстроенный пошел в курилку. Был я какой-то подавленный и мне было абсолютно на всех все равно и кто чем занимается, так что я сел подальше ото всех и погрузился в свои мысли.
После ужина я решил опять посидеть один поскольку мысль от моего звонка матери была в моей голове на протяжении дня.
Дождавшись отбоя я уставший лег в кровать и от прожитого дня через минут 15 уснул.
«Дошел до храма, помолился за родных»
П. С.
С утра у нас был подъем. В 6 часов я проснулся, оделся, навел порядок в тумбочке и вышел на продол. Где увидел Дежурного. Отпросился у него побегать по территории и пошел на улицу. Дошел до храма, помолился за родных и побежал кругами бегать. Когда прибежал, дошел до спортплощадки, сделал пару упражнений и пошел в отряд. Помог дежурному навести уборку в отряде и пошел на улицу. Утро оказалось пасмурно. Был сильный туман. Чуть-чуть холодно. Но мне мороз не страшен. Взялся за метлу и начал мести свою территорию.
Вот уже и завтрак. Поели и уже развод в промышленную зону.
Прошел через шмон. Спросил у мастера, что у нас Теория или практика. Он ответил, что сегодня практика.
Вошли в группу, я сел на свое место и сидел, слушал звуки пил, которые ходили по металлу. В этот пасмурный день мне очень хотелось увидеть что-то нового. И мастер сказал
М: - пойдешь со мной воздух с труб спускать.
Я: - пойдемте!
М: - Держи ключ. И на второй этаж к баяну.
Поднялись, он мне объяснил, что нужно сделать. И я начал свою работу к часам 12 я уже обошел все кабинеты. И мастер сказал - иди в отряд.
Пришел в отряд получил 2 письма от сестры (которая учится в Университете им. Ломоносова в г. Архангельске) и от бабушки (пенсионерки). Пишут, что ждут домой, соскучились, и я тоже по ним скучаю.
Я пришел с обеда. В школу надо идти. И вдруг меня снимают со школы на работу, но я отпросился у мастера и пошел в отряд. Написал ответы на письма. И пошел звонить. Позвонил маме, она сказала, что выслала мне посылку. Сказала, что приедет через 5 месяцев. Но ничего, зато уже знаю, что приедет. Вот скоро уже отбой. Придет проверка, и мы ляжем спать. Вот так и прошел мой день!
«Я уже третий день рожденья исправляю в изоляции»
Р. С.
Это мой день рождения.
С утра я, как обычно, проснулся в хорошем настроении, сходил по своей нужде, потом пришел на кубрик, заправил кровать, оделся и вышел на улицу курить. Затем после того как мы позавтракали мы пошли в ПУ и там я ждал когда меня вызовут на краткосрочное свидание и когда меня вызвали я очень обрадовался ко мне приехала мама и мой знакомый, я сидел с ними общался 2 часа, а положено 4, и женщина, которая там работает, сказала, что им пора уходить, потому что там у них были какие-то проблемы со светом, и им надо уйти, чтобы не сидеть до 8 часов вечера, потому что принято до 5 часов. Я конечно очень разозлился и стал на нее кричать, потому что толком не пообщался с родными. Она начала мне говорить, типа как тебе не стыдно, у тебя здесь сидит мама, и ты перед ней на меня кричишь, но я не слушал ее и продолжал кричать. После чего я попрощался с мамой, со своим знакомым и ушел. Когда я вернулся в отряд меня стали поздравлять некоторые пацаны, сделали мне подарки. Но если честно, а у меня никакого чувства не было, что у меня действительно день рождение. Потому что я уже 3 день рожденья исправляю в изоляции от общества. Поэтому у меня быстро пропало настроение. Ближе к вечеру я пошел звонить, позвонил друзьям, подругам, они меня тоже поздравляли, и все хотят, чтобы я поскорей вернулся. И к 7-30 я пришел в отряд, там меня встретил мой друг, с кем мы в детстве гуляли (П.И.), и он мне быстро поднял настроение своими разными рассказами. После чего я пошел в пищевую попить чаю, там я увидел пацанов, присоединился к ним, мы с ними пообщались за жизнь. После чего мы пошли на вечернее построение, нас посчитали, и мы пошли кругом песню петь, после песни я пошел в курилку, покурил. Пошел в отряд, разделся и пошел спать.
«Из полусотни ботинок автоматически нахожу свои»
Т. И.
6.30 утра кто-то трясет кровать неохота открывать глаза это еще фартанет если в 6:30 а то кому-нибудь с вахты придет в голову прийти в 6:00 и заорать «Подъем», в общем, не об этом. Когда ты все-таки открываешь глаза ты понимаешь что это бесконечно повторяющийся день начался снова. Кубрик уже убран, застлан и помыт, я как зомби выдвигаюсь на основные точки этого утра - это умывальник, сушилка, улица.
Умылся кое как проснулся и в голове перещелкнулась цифра с 8 на 7, значит из этой преисподней я уеду через 7 дней, из полусотни ботинок автоматически нахожу свои и иду на улицу одевая «бушлат» на ходу выхожу, иду в курилку, и как же это утро могло пройти без шуршащего звука метел по всей зоне. Минут через 10 как-то звуки метел растворяются и я их уже не слышу пока стою, курю, из отряда вылазят почти мои копии, так покажется любому вольному человеку, но так как я уже говорил, что день постоянно повторяется здесь уже можно примерно угадать кто щас выйдет ну на крайний случай можно определить по походке.
Пока все на улице мерзнут, я иду в отряд, сажусь на диванчик, вроде пригреваюсь и снова клонит в сон. Влетает какой-нибудь «шмыга» и орет во весь голос (причем ему пофиг играет музыка или гробовая тишина он все равно орет как пришибленный) «Строиться» и, если в этот момент посмотреть в окно, то вот эти значит 3 метра, где мы строимся, действуют как черная дыра, где бы кто ни был и чем бы не занимался его просто тянет на это место. Построились, дошли до плаца, посчитались на завтрак. Единственное, что можно сказать про завтрак, это если из 100 вешалок ты выбираешь не правильно, то как минимум на 15 минут ты задержишь весь отряд, а потом они одним ударом задержат тебя в развитии. В общем, мне это не грозит.
После завтрака еще 30 минут отдыхаешь, и начинается единственно интересное событие этого дня, кто-то опять заорет строиться, и мозг автоматически переключается на новую мысль как съехать с путяги…
Обычно, когда стоишь на плацу, и думаешь, как съехать, смотришь на несколько вещей. Первое, есть ли сегодня врачи, где начальник, какая смена делает развод. Если все прошло удачно, то иду в отряд и ничего не делаю, но если, скажем, на разводе начальник, все становится сложней. Приходится прокручивать в голове, когда он уйдет с развода, если не уйдет, успею ли я слинять, чтоб он не увидел, и заметят ли мент, который разводит, что меня нет. Если каким-нибудь образом у тебя все прокатывает, то идешь в отряд. Но мы не ищем легких путей и идем дальше. Нас шмонают и выводят в ПТУ. Сижу там один урок. После урока берем еще пару косил и идем в дежурную часть под предлогом, что у всех 3х к примеру температура они дают градусник и стоят смотрят, чтоб мы не набили температуру, когда градусник попадает в руки первому он делает вид, что ставит его но сам прикладывает градусник к воротнику. Я забираю его от туда и передаю последнему. Он типа не при делах делает пару шагов в сторону, переворачивает градусник головой вверх и трясет, набивает от 37,5 до 38,2 и возвращает обратно так делают все трое после нас отпускают и мы идем в отряд там как всегда телек кофе и телек такими темпами сидим до 13:30. Выводится ПТУ все курят и идем на обед. После обеда в принципе та же процедура только со школой. После вывода из школы еще час чтоб ничего не делать потом ужин и до отбоя кто убирается кто что, а я сижу со знакомым пацаном и пишу реп. На отбой построение в труселях и спать.
«Меня послали на три веселых буквы»
Х. И.
С утра меня как всегда разбудил голос дежурного. Время было 6:30. Блин как хочется спать. Но не смотря на свое состояние встал оделся затем навел уборку. Через 20 минут после подъема я вышел на улицу. Стрельнул покурить. Подмел территорию. Но тут раздался крик: «Строиться». Ну и я пошел на построение.
После завтрака. Я покурил. А после пошел на зону в ПУ, была практика. Я саданул по пальцу молотком, было больно.
Время шло к обеду, прошел вывод, прошел обед, меня послали на три веселых буквы началась школа. Я все 5 уроков просидел за компом делая газету.
После школы пришел в отряд, навели уборку, вышел на улицу. Подмел плац. Вот и ужин. После ужина если получилось стрельнул покурить.
Написал очередное ходатайство об УДО.
В 21:20 сходили на построение, как обычно спели всей зоной песню «Катюша» (которая за 1 год 10 месяцев уже в печенках сидит).
Вернулись в отряд. Прошел отбой. Я лег и начал читать книгу «Несвятые Святые» заснул в 3 часа ночи. Конец. The end. Fenita la comedia.
Нейлор ходил по школам целый день. Он пил чай с встревоженными секретаршами в ожидании, когда освободятся классные руководители и найдут время для беседы с ним. Затем ему приходилось пить чай с ними. Все были потрясены случившимся, но пользы от всех этих разговоров было немного.
У Эмили в этом году сменились две классные руководительницы. «Это крайне нежелательная ситуация» – заявила Нейлору завуч школы, в ведении которой было регулирование учебного процесса и замена учителей. Так что ему пришлось разговаривать с девушкой-стажером, у которой были прыщи и голосок, лучше всего подходивший для пения гимнов в церковном хоре. «Эмили – приятная девочка, «умненькая», «по своей воле с чужим не пойдет» – ее рассказ не пролил никакого света на исчезновение ребенка. Нет, она не видела, чтобы кто-то вертелся около школы или чтобы Эмили была с кем-нибудь, кроме матери (она имела в виду Лоррейн). Если какая-то женщина и пряталась у ворот, то она ее не видела. Нейлору пришлось поблагодарить и договориться, что он придет на следующий день, чтобы поговорить с учительницей, подменяющей классную руководительницу на время отпуска.
В надежде, что случившееся освежит память людей, знавших Глорию Саммерс, и поможет в расследовании, он проделал путь в тени высоких домов, среди которых прошла ее короткая жизнь, до школы, в которой училась девочка. Но и этот поход оказался безрезультатным.
К половине четвертого Нейлор совершенно выдохся и решил, что понял теперь, почему школьные учителя очень часто выглядят, как марафонцы, причем проигравшие дистанцию. Основная причина, конечно, дети – их громадное количество, постоянный шум, который они производят: бегают, прыгают, кричат, постоянно что-то болтают. Нейлор подметил еще одну особенность – если обычно в школах на одно белое лицо приходится около двадцати выходцев из Азии и Африки, то в школе, где училась Глория – не менее тридцати.
Нет, он не имеет ничего против, но что-то тут не так. На память ему пришел фильм, сделанный в Штатах, «Горящая Миссисипи». Депутат-расист смотрит на черного ребенка их горничной, которого держит на руках его жена, и говорит: «Удивительно, какими забавными они выглядят маленькие и какими животными вырастают». Конечно, Нейлор так не думал. «Животные». Хотя он знает и таких. Ну и что! Он выходил из ворот, где надпись на медной дощечке была сделана на двух языках – английском и урду, а матери, дожидающиеся своих детей, одеты в яркие сари, и подумал: «А хотелось бы мне, чтобы в такую школу ходила моя дочь? Моя и Дебби? Чтобы она была единственной белой девочкой во всем классе?» Он не считал, что это было бы правильным.
И не только это. Забравшись в машину, он решил позвонить Дебби, как только закончит писать докладную. Ну а если придется разговаривать с этой коровой, ее матерью, что ж, поговорит и с ней.
– Ты имеешь в виду, что она лесбиянка, – засмеялась Алисон.
– Возможно. – Патель сделал какой-то неуклюжий жест.
– так получается из ее рассказа. Да и то, что Диана ездит туда постоянно. Ясно, что-то там происходит. – Алисон вновь ухмыльнулась ему поверх своего стакана.
Они сидели в «Пентхаус-баре» на самом верху гостиницы «Ройал». Патель заметил, что цена за каждую пинту пива повышалась на десять центов за этаж.
– Возможно, они просто хорошие друзья.
– Как мы?
– О нет. Я не думаю, что мы уже такие хорошие друзья.
– Может быть, мы никогда ими и не будем.
– Может, у меня тоже что-то не тан.
– Я так не думаю.
– Откуда тебе знать?
Патель улыбнулся и стал потягивать свое пиво. Он подумал о том, как она поцеловала его, сразу же, как только они зашли в лифт, даже не дожидаясь, пока за их спинами захлопнутся двери.
– Что с тобой сегодня?
Рей шаркал кроссовкой о край тротуара.
– Ничего.
– Тебя что-то беспокоит? Ты не сказал и пары слов за весь вечер.
– Это еще не весь вечер, глупая!
– Не смей называть меня глупой.
– Тогда не веди себя так. Еще только половина девятого.
– Возможно, – проворчала Сара. – Но впечатление, что гораздо позже. Один час с тобой, когда ты в таком настроении, все равно что вечность.
– Хорошо, есть только один путь исправить это, не так ли?
Рей развернулся на каблуках и пошел через площадь, засунув руки в карманы джинсов и не обращая внимания на крики Сары, звавшей его по имени. Махнув ногой, он поднял в воздух стаю голубей, сидевших вокруг фонтана.
Меняя скорость при подъеме на холм, Нейлор был готов изменить и свои намерения – быстро проскочить мимо дома, развернуться и махнуть по этой же дороге обратно. Вернуться в их с Дебби домик на уютном участке, где они начинали семейную жизнь и никогда раньше не были одиноки.
Он бросил взгляд в зеркало, включил сигнал поворота и затормозил. Когда он ставил машину на ручной тормоз, в окне шевельнулась занавеска. Нейлор отстегнул ремни безопасности и открыл дверцу.
Мать Дебби заставила его подождать, а открыв, поздоровалась с таким видом, будто глотнула уксуса. Может быть, ему только казалось, но у него всегда было чувство, что в этом доме стоит постоянный запах дезинфекции.
– Она там.
Она провела его в столовую, хотя Нейлор не мог даже представить, что мать Дебби приглашает кого-нибудь на обед. Если только она не делала исключение для местного гробовщика.
Дебби сидела в дальнем углу комнаты около закрытого занавеской окна, выпрямившись в кресле с полированными подлокотниками, стоявшим здесь еще до ее рождения. Их разделял раздвинутый во всю длину, почти от стенки до стенки, стол, фанерованный ореховым деревом. На полу в горшке росло какое-то растение с овальными листьями, клонившееся влево в тщетных поисках света.
На Дебби был черный вязаный жакет поверх черной кофты и бесформенная черная юбка, покрывавшая колени. На лице – никакой косметики. Нейлор подумал, уж не сектантство ли это, и если да, то какое?
– Привет, – произнес он громко, так, чтобы услышала ее мать, которая, несомненно, стояла за дверью. – Дебби, как ты?
Она взглянула ему в лицо и снова опустила голову.
– Как малышка?
Теперь она, не моргая, смотрела через левое плечо Нейлора.
– Дебби, ребенок…
– С ней все в порядке.
– Значит, я смогу повидать ее?
– Дебби, ради Бога…
– Я сказала – нет.
– Почему, черт возьми?!
– Потому.
– Что это за ответ?
– Единственный, который ты получишь.
Он обошел стол и увидел, как побелели ее пальцы, вцепившиеся в ручки кресла, а вся она сжалась, стараясь сделаться как можно меньше. В глазах стоял страх.
– Я не ударю тебя, – успокаивающе произнес он. – Тебе лучше не делать этого. Ты…
– Ты же знала, что я приду. Ты прекрасно знаешь, что я хочу видеть ребенка.
– У тебя странный способ выражать свою любовь.
– Что ты имеешь в виду?
– Вот что. Когда ты в последний раз приходил сюда? Когда в последний раз ты пытался увидеть свою дочь?
– Все дело в том, что каждый раз, когда я пытаюсь сделать это, твоя проклятая мать…
– Оставь мою мать в покое!
– С удовольствием.
– Если бы не моя мать…
– Мы были бы дома, все вместе – втроем.
– Нет, не были бы, Кевин.
– Почему?
– Потому, что еще пара месяцев такой жизни, и я была бы в психушке, а ребенка отдали бы в детский дом.
Нейлор отступил назад, сильно ударившись бедром о край стола.
– Это полная чушь!
– Это правда.
– Нет, этого не может быть.
– Хорошо, спроси доктора, Кевин. Спроси ее. Это обычное явление, когда женщина испытывает депрессию после рождения ребенка.
– Депрессию? Ты была…
– Послушай, о чем я говорю. Я была больна, а ты возвращался домой поздно вечером, уже накачавшись пивом, хлопал всеми дверями и заваливался спать внизу. По утрам Ты отправлялся на работу в той же одежде, в которой приходил домой. Ты ничего не делал, чтобы помочь мне, и никогда не старался меня понять…
– Понять! Надо быть Эйнштейном, черт побери, чтобы понять тебя, когда ты бываешь в одном из своих настроений.
– Боже, Кевин! Ты не понимаешь даже теперь, не так ли? Ты действительно не понимаешь. Настроения. Для тебя это всегда были только настроения. Почему, Кевин? Почему, если ты не можешь что-то увидеть, ты не можешь понять?
Тебе обязательно надо показать кровавую рану, чтобы ты поверил, что я больна? – Она крепко обхватила себя руками вокруг талии, и Нейлор увидел, как похудела его жена. – Я еще и сейчас больна.
Он неловко отодвинул от стола один из стульев и сел. Деревянные часы на буфете шумно отсчитывали время. «Какой во всем этом смысл, мне вообще не надо было приходить сюда», – думал Кевин Нейлор.
– Ребенок…
– Она спит, Кевин. Она только заснула перед тем, как ты пришел.
– Это очень удобно…
– Не говори так.
– А разве это не так?
– Она четыре раза поднимала меня ночью и капризничала весь день. Я не хочу будить ее сейчас.
– Хорошо, я приду позднее.
– Кевин, мама говорит…
– Она говорит, что я должна посоветоваться с адвокатом о разводе.
Нейлор фыркнул. Что на это ответить? Вернись домой, Дебби. Поживи хотя бы несколько дней. Мы сможем все наладить, вот увидишь. Дебби продолжала сидеть, беспомощно глядя на него. Нет, теперь уже ничего не наладится. И это конец всему, что было. Так к чему эти слезы, стоящие в его глазах!
Он резко распахнул дверь, и, конечно же, там была она, его бесценная теща, подслушивающая и злорадствующая. Нейлор почувствовал, что единственная возможность удержаться и не ударить по ее ханжескому лицу – как можно быстрее покинуть этот дом. Он оставил входную дверь широко распахнутой, еще не усевшись, повернул ключ зажигания и проехал метров двести, прежде чем сообразил, что не включил фары.
Всем привет. Я обычный ребёнок, на данный момент мне 13.
Родилась я в городе Снежное, в Донецкой области. Жизнь была хороша, до определённого периода. Я сама по себе тихая, замкнутая в себе. По этой причине в девять лет бабушка отправила меня заниматься пением.
По началу я осваивалась, мне нравилось, но спустя два месяца, меня начали глушить: "пой тише, из- за твоего визга не слышно Гелечку" (о ней: ребёнок директора этого дк, пела очень плохо). Спустя ещё шесть месяцев, меня начали всё больше и больше унижать и забивать: "Зачем ты вообще сюда пришла, не поёшь, а крыс травишь! Не дано тебе петь! Ты не будешь никогда петь, артистка всраная! Бери пример с Гелечки, она такая умничка, учись у неё." На выступление Геля вообще мне сказала: Ты поёшь всего лишь три строчки(если бы вы знали, чего мне стоило, что бы я спела эти строчки, я не усердно занималась, а убирала весь этаж в дк) можешь даже не выходить на сцену и не позориться.
Терпела полтора года, продолжая ничего не говорить родителям. Я очень хотела петь, не на сцену, за красотой, а просто петь и радовать этим близких.
Мне исполнилось 12 лет. Я начала реже посещать те занятия, там жестокость только возрасла.
И вот идя с очередного занятия я плакала, домой сразу не пошла, не хотела растраивать маму, меня кто- то позвал. я обернулась и увидела мужчину лет 25 (оказалось ему 21). Страх в моих глазах, кажется он заметил. Спрашивал, почему одна, почему плачу. Я ему рассказала, мы познакомились, не знаю, но впервые я доверилась кому- то на улице, знала, что может случиться, всё знала.
Он пообещал научить меня правильно петь, дал визитку свою, и сказал позвонить, когда приду домой, и обязательно что бы сказала родителям.
Так и сделала. Он поговорил с мамой по телефону, на что мама без особых сомнений согласилась поменять мне преподавателя. Прошло пол года, я уже занимала первые места по городским и областным конкурсах голосов.
Он построил уже хорошее будущее, он мой продюсер, или будет петь со мной как Потап и Настя. Он весёлый, добрый и искренний. После занятий, мы часто проводили время вместе: кафе, детские развлекательные центры, караоке, где мы всегда всех побеждали))
Но вот приходит страшная беда… у нас сильно стреляют, бомбят город. Война…
Меня отправляют в Россию. Спустя месяц, уезжает из дому мой преподаватель, в Белоруссию. Переписывались, он обещал приехать, не приехал. я поняла его, и так ясно на новом месте, нужно деньги заработать и т. п. Писал, что не может без меня, полюбил меня и не хочет жить(мы всегда были друг для друга как психологи)
Потом вообще он перестал мне писать, якобы я напоминаю ему родных и не стоит нам друг друга вспоминать.
Потом я пошла в школу, это было сложно. Меня призирала вся школа, издевались надо мною, одноклассники ещё больше. Спустя четыре месяца мне предложил встречаться гроза школы, я его боялась, но и чувствовала маленькую симпатию к нему. Начали встречаться я увидела в геем моего препода, его нос, глаза, губы, голос и телосложение. Потом я начала понимать, что мне рано встречаться, не моё это. Узнала какого это и хватит. Сказала об этом ему, а он начал:"у тебя есть другой? Он лучше меня?" и т. д.
вот теперь просто дружим.
Владимир Иванов
В камере для малолеток
Фрагменты из книги "Жизнь в тюрьме", которая готовится к публикации на сайте нашего журнала.
Пока я раздевался до трусов для детального шмона, мне последовательно задавали типичные анкетные вопросы: Ф.И.О., когда и где родился, где проживал, какое получил образование и тому подобное. (Как мне спустя много времени объяснили коллеги-арестанты, типичная ошибка, допускаемая новичками в этих стенах, - не догадаться указать, как сестру или племянницу, свою сожительницу или просто близко знакомую девушку, которая могла бы приехать на длительное свидание, предоставляемое на лагере всем з/к без исключения, но только с родственниками. Особую важность этим первым данным придавало то обстоятельство, что они затем переписываются без изменений и дополнительных проверок во все бумаги, составляемые заново в новом месте содержания заключенного: в тюрьме, на лагере, на крытой.)
В итоге шмона я остался без шнурков, ремня и без металлической бляхи со штанов, экспроприация чего сопровождалась обстоятельным комментированием ключника его обязанностей "по инструкции".
"Да подавись ты, падла, - думаю, - только резину не тяни, сколько можно..."
Повезло, что сигареты хоть не забрали, а вообще-то, как малолетке, могли и не пропустить.
Камера (КПЗ - камера предварительного заключения), в которую я в конце концов попал, была скорее похожа на заброшенный подвал: скудно освещенный сороковатткой квадрат, примерно три на три, на стенах - "шуба" (застывший строительный раствор, кое-как набросанный строителями), на расстоянии около метра от порога - край возвышения, с полметра высотой, на нем - параллельно стенам - металлические топчаны, над ними - маленькое оконце, забранное частой решеткой. В углу от двери - параша, вода открывается ключником по просьбе заключенных. Для выдачи пищи в двери вырезано оконце - "кормушка", закрытое все остальное время на замок. Все свободнее пространство, позволяющее сделать несколько шагов из одного угла в другой, называется "сцена".
Несколько жилой вид придавала камере скрючившаяся на наре фигура неопределенного, затасканного вида. Когда она приподнялась, я рассмотрел испитое, морщинистое лицо с кожей нездорового, землистого оттенка, неряшливую щетину, низкий лоб, мятую и грязную одежду - поначалу я был уверен, что ему не меньше пятидесяти, но позже с удивлением узнал, что ошибался примерно в полтора раза.
"Вот ханыга", - недовольно подумал я, никак не отреагировав на какой-то вопрос "ханыги", уселся на нару под стенкой, оперся на нее и закурил. В ответ на просьбу соседа молча протянул ему сигарету.
Спустя немного мы все-таки разговорились. Оказалось, что Валек, как звали моего сокамерника, успел уже пару раз отсидеть несколько сроков. Сейчас он "попал", по его словам, за случайно обнаруженный у него при обыске нож.
Я слушал вполуха своего случайного собеседника, больше поглощенный собственными мыслями. Да и доверия этот Валек у меня не вызывал: что-то уж как-то очень живо заинтересовался он деталями моего эпизода. Не помню, какую резкость я ему сказал, но Валек вдруг умолк, правда, ненадолго - его вообще трудно было смутить. Запомнился отрывок из нашего разговора.
Так ты малолетка? - непонятно чему обрадовался Валек - Ну, там дурдом полный, такое малыши выделывают!
О чем это ты? - насторожился я.
Заезжаешь в хату, - словоохотливо начал тот, - а тебе прописку устраивают: задают вопросы всякие долбанутые, загадок кучу всяких, не ответишь - по голове веслом бьют...
Каким еще веслом? - недоуменно переспросил я.
Да ложку так в тюрьме называют, - отмахнулся рассказчик, воодушевившись знаками моего внимания к его байкам. - Вот, а то еще игры у них там есть, так там мелкие вообще с ума сходят - ты только прикинь себе: заставляют с верхней нары вниз головой прыгать, жопой в тазик с водой сажают, а то и на мусора натравливают.
Что ж там, одни идиоты собрались, что ли? - недоверчиво покосился я.
Есть и идиоты, - с готовностью подхватил Валек, - кого там только нет. Так, а шо ж ты от детей хочешь? Позабирали от мамки рано, вот и чудят они.
Слышь, а может, стоит там рожу кому-нибудь набить со старту, а? (Не один год я прозанимался спортом и поэтому чувствовал себя в достаточной степени уверенно.)
Та их там кодло, человек десять, все вместе если навалятся - забьют, камера все-таки. - Валек сделал важный вид. - Да и заточка в хате найдется, мало ли...
В КПЗ я провел одну ночь, и на следующее утро, после допроса, меня отвезли в тюрьму - СИЗО (следственный изолятор).
Мое первое впечатление от увиденной тюрьмы трудно назвать радужным: серые, административного типа здания, окна забраны толстой решеткой и "баянами" - приваренными металлическими жалюзи, наглухо огораживающими арестантов от внешнего мира. Из многих окон тянутся тонкие плетеные бечевки (""кони""), образующие "дороги" - по которым из хаты в хату кочуют записки ("ксивы" или ""малявы"), свертки ("пакованы") с сигаретами, чаем, продуктами, лекарствами, словом, всем тем, что может понадобиться в быту.
В ""отстойнике" (камере содержания всех привезенных з/к до распределения "по хатам") было сумрачно, сыро и нестерпимо несло типично тюремным смрадом - смесью запахов пота и давно немытого тела, табачного дыма, гнили и испражнений. Людей было немного, до десяти душ; некоторые сидели на корточках вдоль стен, двое, увлеченно беседуя, ходили по камере - туда-обратно.
Двери то и дело открывались: кого-то забирали, окликнув по фамилии, кого-то запускали внутрь - народу все прибывало. Напрашивалась мысль, что этапами возят слишком много людей - даже в такой большой тюрьме нехватка "боксиков" ощущается. (""Боксик"" - это крошечный отстойник, размерами метр на метр.)
Вскоре и я вынырнул в коридор, услышав свою фамилию. Тут уже выстроилась целая колонна малолеток - встревоженные лица, суетливые движения. Началась затяжная процедура обысков, ответов на уже знакомые формальные вопросы и прочей скучной канители. В выдавшемся промежутке между этими этапами "прописывания" я оказался в боксике с несколькими малолетками. Маленькие, щуплые, одетые в серую однотипную робу, они с важным, многозначительным видом обсуждали проблемы каких-то своих общих знакомых, то попадавших не в ту хату, то "запаливавших" спрятанный "стос" (т.е. послуживших причиной изъятия из камеры спрятанных карт). Я, как только не прислушивался, не мог вникнуть в суть разговоров, поэтому в конце концов плюнул: "Галиматья какая-то!" Мой сосед, темноволосый, смуглый парень с живым и смышленым взглядом, понимающе улыбнулся, перехватив мой взгляд: "Шо, земеля, впервые здесь? Ничего, посидишь - пообвыкнешь"".
В сопровождении молодого сержанта я перешел через тюремный двор, вошел в высокий, неправильной формы корпус. Малолетка занимала в нем два этажа.
Каптерка, где хранились личные вещи заключенных, - а несовершеннолетним вручалась обязательная роба установленного образца и выдавались матрацы, постельные принадлежности, миски и ложки, - находилась в самом конце длинного коридора. По обеим сторонам прохода - двери камер с обозначенными краской номерами.
Раздражающе действует на нервы распространенная у контролеров (или "попкарей", как их здесь называют) привычка при любой представившейся возможности интересоваться твоей "делюгой": что за статья? а что украл? или кого убил? а на сколько? а как взяли? и тому подобное. (Неудивительно, что некоторые из таких любопытствующих сами попадаются на воровстве, даже имея перед глазами печальный исход большинства таких попыток.) Некоторые из арестантов только рады такой неожиданно подвернувшейся удаче: обладая развитыми навыками общения, в непринужденной беседе они легко устанавливают теплые полудружеские отношения с малоопытными молодыми (хотя возраст не имеет большого значения) контролерами. Такие связи и дают начало "дороге" хоть в любой конец тюрьмы, хоть на свободу - и записку можно передать, и купить "что хочешь", конечно, если покупка места много не займет... Вот таким образом талантливый рассказчик и убивает сразу двух зайцев - и способности свои развивает, найдя аудиторию, и "коны"" нужные приобретает.
В камере на меня уставились семь пар глаз.
Ну, проходи, бросай скатку, - кивком ответив на мое приветствие, сказал невысокий скуластый паренек.
Начались разговоры, расспросы, мысленные поиски возможных общих знакомых, словом, как и везде, где в коллектив попадает новичок. Конечно, были заметны и некоторые особенности общей манеры держаться: легкая настороженность, внутренняя собранность, впрочем, даже если и не было бы на малолетке ее наивных и взбалмошных традиций, само место, тюрьма, неизменно накладывало бы отпечаток серьезности и какой-то торжественности на отношения детей, взрослевших в очень непростой обстановке.
Возраст моих сокамерников был разным: крошечному Ване, выглядевшему не старше двенадцати лет, на самом деле недавно исполнилось четырнадцать, а верзиле Рустаму, низ лица которого скрывала густая щетина, можно было ошибочно приписать все двадцать три.
Соответственно отличалось и их развитие: кого-то еще тянет в солдатики поиграть, а кто-то с тоской вспоминает о девочках, ресторанах и других непременных условиях "красивой жизни".
Атмосферу в камере нельзя было назвать напряженной или неестественной, вообще, контингент подобрался очень удачно: не замечались явно склонные к конфликту, отсутствовали и дураки, старающиеся игнорировать мнения и интересы окружающих. Время шло незаметно, молодость не терпит затяжной тоски и грусти: игры, анекдоты, живые споры, рассказы историй; среди нас были и такие, которые могли на час, а то и на несколько, завладеть вниманием остальных увлекательным для детских ушей пересказом когда-то виданного "видика" или прочитанной книги, а может, и собственных приключений. Естественно, когда-то виданное или пережитое неизбежно обрастало многочисленными фантастически яркими подробностями богатого воображением рассказчика, но почти никто не пытался подловить его на лжи, разве что уж слишком сильно он завирался.
Особенно посчастливилось нам с Бизоном, представлявшим внешнюю противоположность образу, возникавшему в воображении услышавшего его кличку - худеньким, шустрым пареньком лет шестнадцати. Живой, порывистый, легко увлекавшийся полетами собственной фантазии, этот парнишка обладал незаурядным талантом рассказчика - самую обыденную историю он способен был преподнести так, что слушатели только рты разевали.
Несомненно, Бизон был душой и сердцем нашей камеры - веселый, полный мальчишеского задора, будто искрящийся светлой, прозрачно чистой энергией. К тому же он был напрочь лишен честолюбия, не прилагая никакого усилия к завоеванию лидерства в камере. Все пацаны любили Бизона и ценили за умение в два счета поднять настроение любому, за его открытость и всегдашнюю готовность к сопереживанию и пониманию чьих-то чувств. С другой стороны, его легкомысленность, доходящая до совершенной бесшабашности и пренебрежения очевидными требованиями рациональности, никогда не позволили бы этому сорвиголове занять место главного авторитета.
Решающим голосом на тюрьме-малолетке (или в камере) обладает ""старик", т.е. находящийся здесь на данный момент дольше всех. Понятно, что такой человек относится к числу "достойных". Всех ""заезжающих"" в хату и проявляющих себя как законченный тупица, трус, подлец, предатель, гомосексуалист и т.д., из хаты "ломят". Обычно воспитатель (офицер, надзирающий за порядком у малолеток) осуществляет подобный перевод без лишних в этом случае противлений, иначе последствия могут быть нехорошими. "Бокопор" едет в другую камеру, уже менее "путевую", а то и сразу в "гарем", место, куда собираются все "обиженные" ("петухи", выражаясь грубо, но более доступно).
На малолетке, как нигде в другом месте, все еще сохраняются старые традиции, иногда доходящие до абсурда и предусматривающие соблюдение даже незначительных мелочей. Надо заметить, что с течением времени самые глупые и абсурдные обычаи исчезали. Например, я не застал сумасбродств, происходивших здесь в 70-е годы, как, например, одевание на голову полных баланды нифелей (мисок), когда над тюрьмой пролетал самолет; открывание пачек "Примы" ударами ног или отказ наотрез от свидания с матерью, надевшей красное платье (красное - впадлу, красный цвет - мусорской).
Если же отбросить в сторону все чрезмерное и слишком уж глупое, то в законах малолетки можно найти твердое рациональное зерно: установленные рамки поведения культивируют чувство внутренней собранности и ответственности за сказанные слова и сделанные поступки, прививают привычку к аккуратности.
Отсюда же берет свое начало закладка фундамента арестантского мировоззрения, камень, на котором зиждется понятие единства всех порядочных каторжан, то, что позволяет им противостоять вредному влиянию враждебных условий и сохранить, даже укрепить и развить самое ценное достояние духа.
Конечно, случается на малолетке и ""беспредел" - случай грубейшего нарушения главных принципов арестантской жизни. Среди малышей это явление обычно встречается в виде наглого отбирания продуктов, сигарет, денег, вещей, насильного принуждения к исполнению обязанностей "коня", т.e. собственного слуги, беспричинных побоев и - как самого худшего, что может произойти - "опускания"".
Для того, чтобы "опустить", совсем необязательно вступать с пострадавшим в половую связь, достаточно плеснуть на него мочой или дотронуться до его тела обнаженным половым органом - и он человек, в тюрьме будущего лишенный. Даже если в будущем неправота агрессора будет доказана, для обиженного возврата назад в нормальную среду нет, он навсегда попал в категорию "горемык" (от слова "гарем"), и место ему определено рядом c "петухами" (пассивными гомосексуалистами), хотя одинаковым отношение к ним, по крайней мере co стороны нормальных зэков, разумеется, не будет.
Да и наказания такого - "опустить" нет, такую форму может приобрести только беспредел, что порядочными арестантами пресекается и очень жестко.
На "малолетке" беспредел - явление более распространенное, чем у взрослых арестантов. Наверное, это прямое следствие юного возраста, серьезный проступок может быть совершен необдуманно, по необъяснимой прихоти, а ожесточенность подростков достигает неожиданной силы.
В начале 90-х годов "прописка" уже начинала постепенно отходить: если на несколько лет раньше прохождение через эту процедуру было обязательным для всех попавших на "малолетку", то теперь ее предлагали тем, кто мог предоставить возможность вдоволь повеселиться.
Сам смысл этого своеобразного тестирования - проверка смышлености и внутренней собранности новичка. Очень важно, чтобы он не растерялся и сумел правильно отвечать на загадки, а также не уронил собственного достоинства в проводящихся "играх". По результатам смотрят и на то, какого отношения он заслуживает.
Когда к нам заехал Виталик, "хата" немного ожила: внешность типичного "тормоза". Нелепое, "перепуганное" поведение лишь подтверждает первое впечатление, поэтому решение "старика" никого не удивило:
Будешь проходить прописку, понял?
Виталик поспешно кивнул. В его выпученных глазах был заметен испуг.
Через три дня, отводимых "законом малолетки" новенькому, чтобы освоиться в новой обстановке, Виталика усадили в середину круга, коротко объяснили общие правила и...
По чему скачет Жуков на белом коне?..
Наверно, надо ему... - выдавил наконец из себя Виталик.
Неправильно. Еще раз слушай, внимательно только: по! чему! скачет...
Так и не получив ответа, "старик" терпеливо объяснил отгадку: "По земле!", но, так и не заметив прогресса, когда дело дошло до следующей, принялся за "растормозки". Сначала сам, а потом и все желающие звонко щелкали ложкой по лбу Виталика за каждый неправильный ответ.
Лезь под нару! Вот так. Ты крот, шо ты видишь?
Виталик со слезами на глазах смотрит на книгу, сунутую ему под нос, и вдруг решается:
Ло-о-ошку.
Книга прикладывается к его голове - глухой удар кулаком. Вопрос повторяется. Виталик начинает всхлипывать.
Ладно, сделаем перерывчик, - решает "старик" после того, как Бизон шепнул ему что-то на ухо...
Всех загадок не пересказать, причем и "помогают" вспоминать (или думать) проходящему "прописку" по-разному: то ложкой, то кулаком в лоб через книжку, могут и литровой кружкой огреть. Определенные "ребусы" ("мульки"", как их называют малыши) рассчитаны на невнимательность "прописываемого" к своему же ответу. Вопросы сыплются со всех сторон:
Виталь, на сосну прокурор полез, а мать твоя на березе сидит. Какое дерево рубить будешь?
Лицо "вписывающегося" арестанта немного просветлело: "Ну, это уж для совсем тупых!"
Рустам деловито переспросил: "Соснешь?" - и с оттяжкой ударил его в лоб ложкой. Звук получился каким-то вязким: распухший, багрово-красный лоб являл собой жалкое зрелище.
Шары! Свинья! - зашипел Ваня от двери, и сразу послышался медленный тягучий голос:
Что за кипиш? Вы чем тут занимаетесь?
Да все пучком, Палыч, - Рустам неторопливо подошел к двери.
Что, салабона прописываете? Смотрите, чтоб без инцидентов.
Па-алыч!
Глазок закрылся.
(Вообще-то и воспитатели, и администрация повыше знают о том, что происходит на "малолетке", но вмешиваются только в крайнем случае, понимая, что процесс знакомства в этих условиях будет иметь свои особенности неизбежно.)
Начались "игры": Виталик ходил с веником наперевес, волоча за собой привязанный к веревке тапок и то и дело поправляя сползающий с головы нифель; садился в тазик с водой; падал вниз головой с нары, в то время как остальные неожиданно натягивали перед летящим телом одеяло... Наибольшее удовольствие зрители получали от "перетягивания канатика".
Конец прочного канатика новичок завязывал на мошонке, другой (на этот раз это был Бизон) проделывал такую же операцию с концом другой веревки. "Соперникам" давали в руки по свободному концу чужого канатика - задача: проявить стойкость и тянуть так, чтобы противник сдался первым. Обоим завязывают глаза. (Конечно, Бизон сразу снимает повязку, тогда как другие быстро перевязывают канатики, пропуская теперь уже одну веревку через стойку нары). "Тяни! - Виталик изо всех сил дергает за конец и тут же взвывает от боли. Рядом истошно вопит Бизон, корча бедолаге страшные рожи. Вся "хата" - покотом. А Виталик, разъяренный садизмом "соперника", продолжает тянуть, ничего не соображая от боли. Наконец канатик рвется.
Завершающим аккордом становится расплата за все не отгаданные загадки сразу: по их количеству подсчитывают, сколько кружек воды предстоит выпить. Обычно время ограничивается сутками. Виталик с превеликим трудом осилил свои шестьдесят "тромбонов", периодически отбегая к "дючке"", чтобы вырвать.
Ну шо, Виталя, шо делать с тобой будем? - спустя немного после того, как тот допил "последнюю чашу", обратился к нему один из "старожилов" камеры, щупленький, веснушчатый паренек. - Тут нам из соседней хаты маячат, шо тебя по свободе еще на шляпу натянули, было?
Виталик, тупо смотревший в пол, никак не отреагировал. Признаться, мне одновременно приходилось переживать самые противоречивые чувства, глядя на эту жалкую, отчаявшуюся фигуру, но моей первой реакцией, как и у большинства, была агрессия. К стыду своему, должен признаться, что она заглушила и жалость, и сочувствие, и сострадание. Впрочем, я принимать участие в "прописке" права не имел, поскольку сам не проходил ее.
Ты че на морозе, ты, чума? - вмешался "старик хаты". - Так шо, правда, шо ты "дырявый"?
Поскольку тот продолжал угрюмо молчать, Рустам протянул свою длинную, массивную руку и щелкнул кончиками пальцев по безобразно заплывшему лбу. Виталик неожиданно вскинулся и оттолкнул руку.
Та шо вы все хотите от меня? - Крик получился совсем жалким: прерывистым и срывающимся; слезы мешали говорить, но во взгляде его сквозило отчаяние.
Сильно его не били, ограничившись несколькими тумаками, но этого оказалось достаточно, чтобы он больше не пробовал выразить свое негодование.
Так шо, рассказуй, как тебя "попилили"".
Та не было такого. - Его глаза казались мне в этот момент похожими на те, которые должны быть у загнанного животного.
Точно? - как будто с сомнением переспросил "старик".
Точно, да, - закивал головой "обвиняемый", обретая надежду на этот раз оправдаться.
Ну шо, пацаны, поверим? - "Обвинитель" с серьезным видом обвел взглядом всю "хату".
Проверить надо, - подкинул кто-то идею.
Слышал, шо хата базарит? Шо, проверять будем?
Виталик помялся, чувствуя очередной подвох.
Шo менжуеся?! Нечистяк?!
Давай проверять, - наконец решился он. - А как?
Предлагавшаяся ему процедура заключалась в следующем: нужно было, став на колени, опустить голову в тазик с водой; в это время кто-то засовывал ему между ягодиц тонкую палочку, а остальные следили за тем, не появятся ли на поверхности воды пузыри. Как объясняли человеку "под сомнением", если "бульбы будут" - значит, нечистяк; иначе - все в порядке.
Понятно, что главное было - проверить, как поведет себя новичок в подобной ситуации.
Когда Виталик опустил лицо в тазик, приподняв розовый, прыщавый зад, и застыл в ожидании, когда его начнут "проверять", а невзрачный малыш уже приготовился пускать в ход палочку, Рустам не выдержал.
От неожиданного удара тяжелого ботинка, который вмещал часть еще более тяжелой ноги, Виталик едва не захлебнулся.
Собирай манатки, ломись, питух, отсюда!
Все же решено было повременить, хотя для меня оттяжка показалась непонятной: держать такого охламона никакая порядочная "хата" не будет. Другое дело, если б он "не повелся" на последнюю шнягу - могли бы еще оставить его в качестве "хозяйки" - принеси, подай, а так...
Ситуация прояснилась позднее, поначалу же шушуканье вокруг и перебрасываемые записки воспринимались как бутафория скверного спектакля. Оказывается, тот самый тщедушный "конопатик"" умудрился уломать Виталика "затвор передернуть", т.е. помастурбировать ему. Чтобы тому не удалось отпереться, была выдумана "незаметная" переписка. За услугу "конопатик" обещал ему протекцию, хотя на самом деле реального веса в хате он не имел.
Может, так и пришлось бы почти смирившемуся Виталику "драконить" кому попало, если бы не вмешательство Бизона. Он неожиданно затеял целый скандал, отказываясь и минуту оставаться с Виталиком в одной камере. В конце концов, тому пришлось стучать в дверь.
На следующий день, на прогулке, одна из хат с другой стороны корпуса "малолетки" поинтересовалась, что за "птица"" заехала к ним от нас. В разговоре мы узнали, что Виталик преподнес нас как беспредельщиков, но всерьез никто его рассказы не воспринял. Чтобы расставить все точки над "и", виновнику возникшего беспокойства задали еще несколько вопросов из нашей хаты, а затем передали соседям "компромат" в виде записок. Через минуту в дворике за стенкой раздались звуки ударов и крики, заглушавшие чей-то яростный шепот: ""...падла об... порядочную хату хотел, пи...""
На шум вскоре прибежали прогулыцики, "воспет" и еще два офицера. Было слышно, как открывали дверь, забегали внутрь. Голос старшего "воспета"", Рыжего; вот кого-то выводят. Как только дверь захлопнулась, мы окликнули соседей:
Пацаны, кого забрали?
Всем было и без того понятно, что единственным пристанищем Виталика оставался "гарем"...
В попытках установить относительно контролируемый порядок в камерах воспитатели рассаживают среди малолеток и взрослых "паханов"", тоже з/к, по одному на хату. На "взросляке" таких недолюбливают, справедливо причисляя их к группе "хозбанды" - шнырей. Да и сами малолетки относятся к ним с предубеждением, не желая мириться с попытками ограничить их свободу действий. Некоторые малыши вынуждают паханов ломиться, придерживаясь старого закона: "пахан - взападло", другие закрывают глаза на отжившие свое предписания прошлого, смотря на вещи более практично: будет в хате пахан - будут и сигареты, курить ведь ему не запретят - он-то совершеннолетний. Соответственно, и сигареты, попадающие в камеру, отшманываться не будут, да и у "воспета" когда-никогда возьмет "пачушку".
Как бы там ни было, то, как будут относиться малолетки к пахану, - вопрос, который разрешат его собственные рассудок и воля. Мне приходилось слышать и уважительные отзывы о сидевших в камерах паханах, даже по прошествии долгого времени, слышал и ругань, и даже рассказы об издевательствах, которым подвергались те из них, кто не сумел по-настоящему прижиться в камере.
Считается правилом хорошего тона рассуждать о своих будущих судимостях, увлекаясь романтизмом арестантских традиций или обсуждать вслух планируемые наперед преступления с размахом. Не верьте обманчивой видимости: даже самый на первый взгляд потерянный из них в глубине души жалеет о своем попадании сюда, оказаться здесь снова может хотеть только ненормальный...
Совсем тяжело приходилось малышу Ване: замкнутый и молчаливый, он редко участвовал в камерном веселье, чаще всего уединяясь где-нибудь в уголке с отсутствующим видом и, казалось, пропадая из камеры. Однажды я подошел к нему, когда он с обычным взглядом "в никуда" что-то бессмысленно чертил палочкой на стене.
Вань, о чем задумался?
Некоторое время он все еще витал где-то, затем его взгляд остановился на мне. Я повторил вопрос.
Так, ни о чем.
Большего добиться от него было трудно. Разговорить Ваню получалось только у Бизона, да и то ненадолго.
Случалось, Ваня плакал - по ночам, уткнувшись лицом в подушку. Его не трогали: пусть, мол, выплачется - маленький ведь еще. Как-то "старик хаты", скуластый, угловатый в движениях парнишка, первым заговоривший со мной, когда я "заехал", не выдержал:
Хватит ныть! Развели тут детский сад! У мамки сидеть надо было... Угомонись, я тебе говорю!
Не так уж и громко он плакал, честно сказать, но, видимо, у того у самого на душе нехорошо было. Грубости "старика", наверное, не одобрил никто, но на то он и "старик".
И тут выступил со своей импровизацией Бизон. Сходив по нужде в туалет, он уже сделал несколько шагов к наре, как вдруг остановился и, будто искренне вознегодовав, развернулся к "дючке" (туалету):
Шo ты гаварыш?
Вся хата, разинув рты, уставилась на него: точно, у Бизона крышу рвануло.
Бизон, - сел на наре Рустам, - ты с кем базаришь?
Как "с кем"?! Нет, ты посмотри, шо эта вонючка мине базарит! - И, снова повернувшись к "дючке"": - Ах ты кончита! Сама иди туда! Та ты ш, ковырялка контаченная, шо ты, падла, мне, путевому пацану, базаришь?!
Все уже помирали со смеху, а Бизон, увлекшись, продолжал с неподражаемым артистизмом свой монолог. Я взглянул на Ваню - он заливался тонким смехом, забыв даже утереть блестевшее от слез лицо... Позже я узнал, что Ваня попал сюда ""за изнасилование".
Как же так, Рустам, - недоумевал я, - кого и как он мог... - Я сделал руками красноречивый жест.
- "Как", молча. Пацаны, чуть постарше, пошли какую-то марамойку попилить, а он, дурачок, попробовать решил. Руб за сто, у него и не получилось ничего, може, и очередь не дошла. Сроку зато впаяют лет пять - верочка...
Невеселые мысли посещают каждого. За первые пару недель я похудел килограммов на десять - аппетит отсутствовал напрочь, не хотелось ничего - одолевала тоска. Внешне я старался этого не проявлять, но скрыть такое совершенно нельзя.
Как и всем, мне было нелегко примириться с неизбежностью предстоящей неволи, грозившей продлиться долгие годы. Житейская мудрость учит, что за все надо платить, но в то время я был далек от смирения. Юность бескомпромиссна и почти неизбежно сопровождается опасными крайностями, в моем случае - излишком самоуверенности и эгоцентричности.
Мысль о побеге не оставляла меня очень долго: я был настроен использовать любую подвернувшуюся возможность, где бы это ни произошло. Когда меня выводили в РОВД или прокуратуру, внутренне я весь сжимался, как пружина, в ожидании того момента, когда одним резким и уверенным броском можно будет вырваться из сжимающей крепкой, холодной хваткой неволи.
Удобный момент все не подворачивался: то оказывалась рядом собака, то с меня не снимали наручников, то другое непредвиденное, но непреодолимое препятствие. Я был готов к использованию любых средств, лишь бы при этом был хоть малейший шанс на успех, но его-то как раз и не было.
В бесплодных ожиданиях я совсем осатанел.
Когда Рустам предложил мне попытаться бежать, я согласился не раздумывая. Кроме нас двоих, в побеге изъявила желание участвовать почти вся "хата" (за исключением одного нерешительного). План был прост: оглушив "корпусного" отломанной от нары железной трубой, перекинуть сплетенную из простыней веревку на стену предзонника из окна "корпусной". Что в нас стрелять не будут, мы были уверены - по "малолеткам " права не имеют! Простая мысль, что "в темноте все кошки серы", не приходила никому в голову. Однако все сложилось совсем не так - среди нас оказался "стукачок".
На очередном "шмоне" надлом на верхней части трубы был "обнаружен". Всех поодиночке выводили к "воспету" (мера необходимая, чтобы обезопасить ""стукача"), затем камеру раскидали по всей "малолетке", а меня и Рустама перевели в карцер.
Попав в камеру, я кое-как устроился в углу на корточках.
Описание карцера, на мой взгляд, заслуживает некоторого внимания тех, кому небезынтересна тюремная тематика.
Как мера наказания водворение в карцер применяется против грубых нарушителей режима содержания, установленного для содержащихся в СИЗО, т.е. является крайним средством. На самом же деле "сажают" сюда часто, а поводом может послужить даже незначительный проступок, бывает и такое, что все камеры карцера оказываются занятыми, и тот, кому уже выписали постановление, ждет несколько дней, пока кто-нибудь не освободит ему место.
Несовершеннолетним назначают срок до пяти суток карцера, столько же - женщинам, остальным дают до пятнадцати суток, хотя бывает, что арестант не покидает "кичу" по месяцу и более.
Располагается карцер конечно же в наиболее сыром и темном месте - в подвальных помещениях. Очевидно, желание начальства - изолировать содержащихся в карцере от общей массы з/к, но достичь этого в полной мере им никогда не удается. По "воровским понятиям", карцер и санчасть наиболее нуждаются в помощи и "греются" в первую очередь: сюда передаются сигареты, чай, "тормозки", одежда, книги и т.п. так часто, как это вообще возможно. Нередко и баланда здесь намного сытней и питательней, чем "наверху".
Местный микроклимат карцера оставляет, конечно, желать лучшего: зимой здесь холод собачий, согреваться приходится постоянным активным движением - отжиманием, прыжками, да чем угодно, лишь бы не мерзнуть, стоя на месте. Перед отбоем дежурный контролер отстегивает деревянную нару, весь белый день прикрепленную к стене - на карцере заключенный не должен ложиться. Тут, впрочем, и сесть некуда, разве что на бетонный пол или на металлическую трубку, служащую опорой опускаемой наре. Когда на улице мороз, эта предосторожность оказывается явно излишней - останавливаться и то боишься. Странно, что в подобных условиях люди болеют сравнительно редко, не знаю, чем это объяснить, может быть, мобилизацией сил организма в экстремальных условиях да силой привычки.
Бывает, мучаешься целую ночь, свернувшись калачиком и до костей продуваемый ледяным ветром, ""ну, - думаешь с каким-то непонятным злорадством, - наутро заболею без вариантов. На "крест" (санчасть) съезжу - полежу, обману эту сволочь хоть на пару дней". Не тут-то было! Наутро здоров и самочувствие отличное, как назло.
Те, кому тяжело переносить одиночество, всегда могут поговорить с соседями через ""кабуру" или окно, а если такой общительный человек успеет всем надоесть до конца своего срока на карцере, есть возможность заняться изучением повадок животных в естественных условиях, например, крыс. Вообще-то эти зверьки обычно ведут себя миролюбиво - некоторым з/к удается подружиться со своими "серыми сокамерниками".
Если вы не прочь сыграть в шахматы, найти партнера не составит труда: среди арестантов очень много любителей игр, шахмат в том числе. (В игре, само собой, придется обойтись без досок - их заменят бумага, ручка и, главное, ваше абстрактное мышление.)
Особое событие в ровной жизни карцера - появление в одной из камер девушки. Соскучившиеся по теплу женского общения зэки тают, слушая звучание мало-мальски приятного голоска, девчушку непременно начинают донимать просьбами спеть, рассказать что-нибудь, иногда затрагивая бедняжку за живое полусерьезными объяснениями в любви.
В общем, свое пребывание в любом, даже таком малопривлекательном, месте, как карцер, можно сделать если не приятным, то, по крайней мере, сносным, сохраняя присутствие духа и не позволяя себе унывать.
Не могу сказать, что время, проведенное мною на карцере, прошло впустую - мне выпала чудесная возможность поразмыслить о допущенных промахах и попытаться разобраться в мотивах, толкавших людей на предательство...
На третий день моего пребывания в карцере меня посетил старший "воспет"" Рыжий, человек добродушный и мягкохарактерный, не лишенный присутствия здравого смысла и известной проницательности.
Здорово, ну как ты?
Здравствуйте, Андрей Михалыч. Ничего, не жалуюсь.
С полминуты Рыжий молча испытующе смотрел на меня, мне показалось, что он пребывал в некотором замешательстве.
Что, не ждали от меня, а?
Да уж, не ждал. Ты мне, Дима, вот что объясни: ну, я могу еще понять твое желание старшего "кума" подрезать - он вас и за яйца хватает, и словами задеть может больно... ну ладно еще Свинья (наш второй воспитатель) - тот тоже, бывает, и в рыло даст, и шмон внезапный устроит, повыметает все; допускаю, вы и на него могли зуб иметь. Ну а я-то, что я вам плохого сделал? Какого хера вы меня заколбасить хотели?!
Мысленно я оторопел: вот так-так, и кто ж это наплел такой чепухи? В мыслях быстро проскакивали образы всех посвященных в мои планы.
Мы проговорили еще несколько минут, и разговор исчерпался. Рыжий воровато осмотрелся по сторонам и сунул мне пачку сигарет через решетку, установленную на входе в качестве второй двери.
Из карцера меня выводили уже на "взросляк" - восемнадцать мне исполнилось за день до конца определенных мне пяти суток.
2
0 марта 2013
.
фотографии: ИТАР-ТАСС, из архива «Центра содействия реформе
уголовного правосудия»
Шестнадцатилетние заключенные Можайской колонии для несовершеннолетних по просьбе Театра.doc описали один день, проведенный на зоне. The New Times публикует эти рассказы.
В рамках проекта «Театр + общество» Театр.doc ведет работу с воспитанниками Можайской колонии. Орфография и пунктуация оставлены без изменения.
«Никто меня не поймет и не поможет»
П. Л.
Я встал часов в полседьмого - шесть с хорошим настроением. В этот день у меня должен был быть суд об условно досрочном освобождении. Ко мне должна была приехать мама на суд. С того времени когда я встал у меня время как будто остановилось. Я ждал 9 часов как своего дня рождения, как Нового года. Когда же суд приехал я огорчился, приехал не тот судья, который должен был быть. Все-таки, в конце концов, меня вызвали. До этого времени я разговаривал с ней (мамой. - The New Times) о доме, воле, друзьях. Она говорила надеяться на лучшее. «рано или поздно будешь дома, сынок» - говорила она. И я надеялся. Но все-таки в УДО мне отказали, и я до такой степени сорвался, что в этот же день меня закрыли в прогулочный дворик до вечера. Вечером перед ужином меня выпустили из прогулочного дворика, я сходил на ужин, поужинал, потом пришел в отряд, рассказал своим товарищам, что произошло. Они сказали, что зря я не отозвал ходатайство. Потом весь вечер просидел в комнате приема пищи, выпивая кружку за кружкой крепкого-крепкого чая с кофе и сгущенкой. После этого в полдесятого сходил позвонил маме, поговорил о суде.
Разговаривая с мамой, я понял в который раз, что кроме них никто меня не поймет и не поможет в трудной ситуации. Попрощавшись с ней, пришел в отряд и лег спать.
Так прошел у меня этот день.
«Она как обычно не хотела со мной говорить»
К. Р.
Вот и начался еще один день жизни в этой колонии. Утро к сожалению выдалось не очень радостным, т.к. как обычно в отряде происходила утренняя суматоха: кому-то надо поскорей умыться, кому-то одеться и т.д. Выйдя на улицу (точнее только переступив порог отряда) сразу по всему телу холод, но со временем как-то привыкаешь к такой погоде. А вот и построение на завтрак. Дойдя до столовой все сразу ринулись внутрь, кто-то кому-то на ногу наступит, а кого-то в спину толкнут. После завтрака зайдя в курилку все сразу же закурили хотя есть и единицы которых можно пересчитать по пальцам которые не курят. Понеслись разговоры, кто о чем: кто-то рассказывает истории из своей жизни, кто-то анекдоты рассказывает, а кто-то просто какой-то бред говорит.
Теперь началась учеба в училище. Как не странно сегодня опять практическое обучение, если честно скучное занятие, каждый день одно и тоже задание делать. В общем учеба прошла скучновато но зато быстро. На последней паре наводили порядок в кабинетах мусора конечно собирается много хорошо что помойка рядом хоть что-то радует. После вывода из ПТУ остается буквально полчаса до обеда надо бы успеть переодеться в школьную форму но как только зашел в отряд что-то захотелось прийти попозже и переодеться т.к. опять все бегают в суматохе, ну и передумав пошел на улицу. Выйдя на улицу и закурив начал осматривать всех присутствующих.
"Пока стою, курю, из отряда вылазят почти мои копии, так покажется любому вольному человеку ”
Все ребята как обычно занимались одним и тем же. Опять те же самые переговоры, кто-то решает проблемы, которые произошли в течение дня. Но не успев докурить сигарету кто-то из толпы крикнул - «строиться!», ну и бросив сигарету я пошел вместе со всеми строиться.
Ну что ж. Завели нас в школу и через пять минут звонок на урок, а первый урок был история. Предмет довольно интересный, да и тем более мне по нему еще экзамен сдавать. На сегодняшнем уроке мы проходили Русско-японскую войну и кстати говоря много нового узнал об этой войне. Вот и перемена! Следующие уроки если честно были нудные, а именно: биология, химия, физика и география. Скучно зато хоть время пролетело быстренько, а это самое приятное ощущение в этих местах.
Выйдя из школы я побежал в отряд, чтобы быстренько переодеться. Сделав свои дела, я пошел звонить маме, но к моему сожалению она как обычно не хотела со мной говорить. Я расстроенный пошел в курилку. Был я какой-то подавленный и мне было абсолютно на всех все равно и кто чем занимается, так что я сел подальше ото всех и погрузился в свои мысли.
После ужина я решил опять посидеть один поскольку мысль от моего звонка матери была в моей голове на протяжении дня.
Дождавшись отбоя я уставший лег в кровать и от прожитого дня через минут 15 уснул.
«Дошел до храма, помолился за родных»
П. С.
С утра у нас был подъем. В 6 часов я проснулся, оделся, навел порядок в тумбочке и вышел на продол. Где увидел Дежурного. Отпросился у него побегать по территории и пошел на улицу. Дошел до храма, помолился за родных и побежал кругами бегать. Когда прибежал, дошел до спортплощадки, сделал пару упражнений и пошел в отряд. Помог дежурному навести уборку в отряде и пошел на улицу. Утро оказалось пасмурно. Был сильный туман. Чуть-чуть холодно. Но мне мороз не страшен. Взялся за метлу и начал мести свою территорию.
Вот уже и завтрак. Поели и уже развод в промышленную зону.
Прошел через шмон. Спросил у мастера, что у нас Теория или практика. Он ответил, что сегодня практика.
Вошли в группу, я сел на свое место и сидел, слушал звуки пил, которые ходили по металлу. В этот пасмурный день мне очень хотелось увидеть что-то нового. И мастер сказал
М: - пойдешь со мной воздух с труб спускать.
Я: - пойдемте!
М: - Держи ключ. И на второй этаж к баяну.
Поднялись, он мне объяснил, что нужно сделать. И я начал свою работу к часам 12 я уже обошел все кабинеты. И мастер сказал - иди в отряд.
Пришел в отряд получил 2 письма от сестры (которая учится в Университете им. Ломоносова в г. Архангельске) и от бабушки (пенсионерки). Пишут, что ждут домой, соскучились, и я тоже по ним скучаю.
Я пришел с обеда. В школу надо идти. И вдруг меня снимают со школы на работу, но я отпросился у мастера и пошел в отряд. Написал ответы на письма. И пошел звонить. Позвонил маме, она сказала, что выслала мне посылку. Сказала, что приедет через 5 месяцев. Но ничего, зато уже знаю, что приедет. Вот скоро уже отбой. Придет проверка, и мы ляжем спать. Вот так и прошел мой день!
«Я уже третий день рожденья исправляю в изоляции»
Р. С.
Это мой день рождения.
С утра я, как обычно, проснулся в хорошем настроении, сходил по своей нужде, потом пришел на кубрик, заправил кровать, оделся и вышел на улицу курить. Затем после того как мы позавтракали мы пошли в ПУ и там я ждал когда меня вызовут на краткосрочное свидание и когда меня вызвали я очень обрадовался ко мне приехала мама и мой знакомый, я сидел с ними общался 2 часа, а положено 4, и женщина, которая там работает, сказала, что им пора уходить, потому что там у них были какие-то проблемы со светом, и им надо уйти, чтобы не сидеть до 8 часов вечера, потому что принято до 5 часов. Я конечно очень разозлился и стал на нее кричать, потому что толком не пообщался с родными. Она начала мне говорить, типа как тебе не стыдно, у тебя здесь сидит мама, и ты перед ней на меня кричишь, но я не слушал ее и продолжал кричать. После чего я попрощался с мамой, со своим знакомым и ушел. Когда я вернулся в отряд меня стали поздравлять некоторые пацаны, сделали мне подарки. Но если честно, а у меня никакого чувства не было, что у меня действительно день рождение. Потому что я уже 3 день рожденья исправляю в изоляции от общества. Поэтому у меня быстро пропало настроение. Ближе к вечеру я пошел звонить, позвонил друзьям, подругам, они меня тоже поздравляли, и все хотят, чтобы я поскорей вернулся. И к 7-30 я пришел в отряд, там меня встретил мой друг, с кем мы в детстве гуляли (П.И.), и он мне быстро поднял настроение своими разными рассказами. После чего я пошел в пищевую попить чаю, там я увидел пацанов, присоединился к ним, мы с ними пообщались за жизнь. После чего мы пошли на вечернее построение, нас посчитали, и мы пошли кругом песню петь, после песни я пошел в курилку, покурил. Пошел в отряд, разделся и пошел спать.
«Из полусотни ботинок автоматически нахожу свои»
Т. И.
6.30 утра кто-то трясет кровать неохота открывать глаза это еще фартанет если в 6:30 а то кому-нибудь с вахты придет в голову прийти в 6:00 и заорать «Подъем», в общем, не об этом. Когда ты все-таки открываешь глаза ты понимаешь что это бесконечно повторяющийся день начался снова. Кубрик уже убран, застлан и помыт, я как зомби выдвигаюсь на основные точки этого утра - это умывальник, сушилка, улица.
Умылся кое как проснулся и в голове перещелкнулась цифра с 8 на 7, значит из этой преисподней я уеду через 7 дней, из полусотни ботинок автоматически нахожу свои и иду на улицу одевая «бушлат» на ходу выхожу, иду в курилку, и как же это утро могло пройти без шуршащего звука метел по всей зоне. Минут через 10 как-то звуки метел растворяются и я их уже не слышу пока стою, курю, из отряда вылазят почти мои копии, так покажется любому вольному человеку, но так как я уже говорил, что день постоянно повторяется здесь уже можно примерно угадать кто щас выйдет ну на крайний случай можно определить по походке.
Пока все на улице мерзнут, я иду в отряд, сажусь на диванчик, вроде пригреваюсь и снова клонит в сон. Влетает какой-нибудь «шмыга» и орет во весь голос (причем ему пофиг играет музыка или гробовая тишина он все равно орет как пришибленный) «Строиться» и, если в этот момент посмотреть в окно, то вот эти значит 3 метра, где мы строимся, действуют как черная дыра, где бы кто ни был и чем бы не занимался его просто тянет на это место. Построились, дошли до плаца, посчитались на завтрак. Единственное, что можно сказать про завтрак, это если из 100 вешалок ты выбираешь не правильно, то как минимум на 15 минут ты задержишь весь отряд, а потом они одним ударом задержат тебя в развитии. В общем, мне это не грозит.
После завтрака еще 30 минут отдыхаешь, и начинается единственно интересное событие этого дня, кто-то опять заорет строиться, и мозг автоматически переключается на новую мысль как съехать с путяги…
Обычно, когда стоишь на плацу, и думаешь, как съехать, смотришь на несколько вещей. Первое, есть ли сегодня врачи, где начальник, какая смена делает развод. Если все прошло удачно, то иду в отряд и ничего не делаю, но если, скажем, на разводе начальник, все становится сложней. Приходится прокручивать в голове, когда он уйдет с развода, если не уйдет, успею ли я слинять, чтоб он не увидел, и заметят ли мент, который разводит, что меня нет. Если каким-нибудь образом у тебя все прокатывает, то идешь в отряд. Но мы не ищем легких путей и идем дальше. Нас шмонают и выводят в ПТУ. Сижу там один урок. После урока берем еще пару косил и идем в дежурную часть под предлогом, что у всех 3х к примеру температура они дают градусник и стоят смотрят, чтоб мы не набили температуру, когда градусник попадает в руки первому он делает вид, что ставит его но сам прикладывает градусник к воротнику. Я забираю его от туда и передаю последнему. Он типа не при делах делает пару шагов в сторону, переворачивает градусник головой вверх и трясет, набивает от 37,5 до 38,2 и возвращает обратно так делают все трое после нас отпускают и мы идем в отряд там как всегда телек кофе и телек такими темпами сидим до 13:30. Выводится ПТУ все курят и идем на обед. После обеда в принципе та же процедура только со школой. После вывода из школы еще час чтоб ничего не делать потом ужин и до отбоя кто убирается кто что, а я сижу со знакомым пацаном и пишу реп. На отбой построение в труселях и спать.
«Меня послали на три веселых буквы»
Х. И.
С утра меня как всегда разбудил голос дежурного. Время было 6:30. Блин как хочется спать. Но не смотря на свое состояние встал оделся затем навел уборку. Через 20 минут после подъема я вышел на улицу. Стрельнул покурить. Подмел территорию. Но тут раздался крик: «Строиться». Ну и я пошел на построение.
После завтрака. Я покурил. А после пошел на зону в ПУ, была практика. Я саданул по пальцу молотком, было больно.
Время шло к обеду, прошел вывод, прошел обед, меня послали на три веселых буквы началась школа. Я все 5 уроков просидел за компом делая газету.
После школы пришел в отряд, навели уборку, вышел на улицу. Подмел плац. Вот и ужин. После ужина если получилось стрельнул покурить.
Написал очередное ходатайство об УДО.
В 21:20 сходили на построение, как обычно спели всей зоной песню «Катюша» (которая за 1 год 10 месяцев уже в печенках сидит).
Вернулись в отряд. Прошел отбой. Я лег и начал читать книгу «Несвятые Святые» заснул в 3 часа ночи. Конец. The end. Fenita la comedia.
